Маски

Он стоял посреди темной комнаты, когда вдруг стали загораться бесчисленные огоньки вокруг него. Маленькие лампочки отвоевывали у мрака лишь небольшой участок помещения, но их было так много, что темнота отступила, обнажая то, чего он так боялся. Лица, фарфоровые и керамические, сделанные трудолюбивыми руками людей, давно покинувших этот мир… Кошмарно реалистичные физиономии смотрели на него своими стеклянными глазами, злобно хмурясь, ядовито улыбаясь, брезгливо кривя  неподвижные губы… Сердце сжалось до невозможности, отказываясь качать холодную как лед кровь. Он стиснул зубы до боли в челюстях, чтобы не выпустить на волю вопль отвращения и страха. Откуда-то сверху, кружась в неизбывном танце, полетели белоснежные перья, и он обрадовался, что белый саван укроет кошмарное зрелище. Но к его ужасу, падая на кукол, перья исчезали, а куклы вдруг начинали вращать обретшими ясность и мысль глазами. Перья все падали и падали, а жуткие монстры стали приподниматься со своих мест и приоткрывать сомкнутые доселе губы. Оттуда с кошмарным плеском  и бульканьем исторгалась какая-то черная маслянистая жидкость, которая ручейками сбегала вниз на пол, где через несколько мгновений образовалась огромная лужа, неотвратимо подбиравшаяся к его ногам. Когда темный поток захлестнул его ботинки, в его голове вдруг отчетливо прозвучало страшное слово: КРОВЬ! Да это была кровь, и она уже добралась до щиколоток… Он понял, что так и умрет, захлебнувшись в этом жутком потоке, и неожиданно улыбнулся красной до черноты жидкости, как старой знакомой. Наконец-то! Умереть, забыть, уйти и сказать «прощай» столетию страданий, боли, борьбы… Разум забился в предсмертных судорогах, когда кровь подобралась к груди: Борись, глупец! Жизнь слишком прекрасна, чтобы отдать ее так легко! Но опасная паутина безразличия и усталости уже оплела сердце, и стало так легко и хорошо…

-         Слишком просто, ты не находишь, Шинигами? – насмешливый голос разорвал чары смерти.

-         Что же ты не борешься? Где твоя смелость? Ты решил так легко избавиться от меня? Ха! Я не отпущу тебя! – слова падали тяжело, словно камни.

Кровь уже захлестнула нижнюю половину лица.  Безразличие покинуло его сердце, подобно ветреной возлюбленной, и его снова заполнил до краев страх. Он мысленно торопил смерть, лишь бы не слышать голос, но темные волны все медленней накатывали на него.

-         Мы с тобой похожи, ты не находишь? Ты такой же, как и я! И не пытайся    это отрицать! Знаю, что ты сейчас подумал: ты, Мураки, маньяк и убиваешь невинных людей! Да! Я не отрицаю, но ты можешь понять меня, даже если боишься это признать. Признай это и не прячься за спины других Шинигами! Я хочу тебя всего: твою силу, твою душу и твое тело! Ты пытаешься бороться, но это лишь усиливает мою любовь к тебе! Доказательство моей любви ты получишь совсем скоро!

Черный поток захлестнул его окончательно, злорадно отдавая в цепкие лапы смерти…

 Цузуки рывком сел на мокрых и смятых простынях, рефлекторно прижимая руки к губам – сдержать вопль. Он тяжело и прерывисто дышал, чувствуя, как заходится в сумасшедшем фламенко его сердце. Ты такой же, как и я! Ты такой же… -  выстукивало оно, и не думая прекращать бешеной пляски. Перед глазами все еще стояла комната из сна, и ухмылялись жуткие куклы. Он отнял пальцы ото рта и почувствовал, как трясется его тело. В мозгу молоточками стучали  кошмарные слова: Доказательства моей любви ты получишь совсем скоро! Цузуки как никто другой знал, что означает эта фраза, и он в панике оглядел небольшой одноместный гостиничный номер, опасаясь увидеть человека, который ее произнес. Комната была пуста. Сердце начало было успокаиваться, когда до разума юноши дошел смысл этой фразы: Он здесь, и он кого-то хочет убить…Цузуки рванулся вперед, добежал до двери и вылетел в коридор, не обращая внимания на то, как завыло сердце от дурного предчувствия. Не успел он ступить босой ногой на ковер в коридоре, как резко распахнулась дверь соседнего номера и оттуда выпал растрепанный Хисока. Он еще во сне почувствовал, что что-то происходит, а две минуты назад он услышал отголоски страха Цузуки даже через гостиничные стены. Вид напарника босого, в одних пижамных брюках, с покрытой пупырышками кожей и вставшими дыбом волосами до чертиков напугал его. Но больше всего его поразили пустые, фиолетовые глаза Цузуки, когда тот невидящим взглядом скользнул по нему и пронесся мимо, направляясь к выходу на улицу. Хисока побежал за ним, на ходу пытаясь прочитать его мысли, но не смог этого сделать: В голове у его напарника происходило что-то невообразимое, мысли мелькали, словно языки пламени, и Хисока  не успевал их уловить. Вдруг в мозгу ярко вспыхнула картина: мальчика лет десяти с необыкновенными фиолетовыми глазами закидывают камнями его сверстники, а он пытается убежать от них, убежать от жизни, от боли.…И сразу за этим пришло еще одно веденье: высокий юноша в дикой неуправляемой ярости нападает на своего противника, и в глазах его читается смертный приговор….Хисока споткнулся, когда до него наконец дошло, что вот он настоящий Цузуки – озлобившийся волчонок, спрятавший любовь и врожденную доброту глубоко в сердце, закрывшийся от окружающего мира, который унизил его  и причинил невероятную боль.… Сейчас он скинул маску добродушного, беспечного клоуна, и, наверное, только Бог знает к чему все это приведет. Хисоку с ног до головы окатило  предчувствие чего-то страшного, и он со всей возможной скоростью побежал за своим напарником.

Цузуки бежал по темным и пустым улочкам спящего города, не задумываясь о маршруте: ноги сами несли его к месту очередного убийства.  В висках бились  насмешливые слова: Ты такой, как я…такой же…ты можешь меня понять…ты такой же…мы похожи. Бескровные губы упорно твердили в ответ: Я не такой…нет…это все морок…обман…я не такой! Но разум печально говорил: Он прав…я такой же… Сердце отказывалось верить  этому бреду: он убийца, маньяк, сумасшедший, как мы можем быть похожи?! Перед глазами проносились обрывки снов, которые Цузуки увидел за последний месяц: детство Мураки, измена отца, смерть родителей, сумасшествие брата и деда…

Боль душевная и физическая…Господи, как мы похожи! - вдруг осознал он всем телом и душой - Он убивает, но и я тоже! Его сила в боязни окружающего мира, за то, что тот с ним сделал. Сделай больно ты, пока не сделали больно тебе! – вот принцип защиты его от действительности, его маска – маньяк, беспринципный и холодный… Моя сила – страдание за то, что я когда-то совершил, за то, что мир не признал меня. Я тоже ношу маску – веселый дурачок, взрослый ребенок. Мы никого к себе не подпускаем, боимся новой боли…Мы похожи внутренне как две капли крови! …Мы опасны, как дикие звери… Все, все мы носим маски, но нам двоим, пожалуй, настало время их снять…

Ноги вынесли Цузуки на площадь, к памятнику посреди нее. На ступеньках, ведущих на его вершину, лежало окровавленное тело. На сей раз – ребенок, девочка.… Над бездыханной плотью стоял, выпрямившись, Мураки и улыбался, глядя на бледного, словно сама смерть, юношу. Цузуки медленно стал подниматься по ступеням. Он слышал, как где-то недалеко бежит Хисока, и мысленно отправил ему последнее свое послание: Я знаю, что ты сейчас пытаешься услышать мои мысли, напарник. Остановись, приказываю тебе! Я не хочу, чтобы ты пострадал! С проклятьем твоим сегодня будет покончено раз и навсегда! Я…я…наверное, я любил тебя, Хисока! Прощай!

На краю площади резко остановилась маленькая фигурка, потом снова побежала, еще быстрее, чем раньше. В голове у Цузуки прозвучало истеричное: НЕТ! Продолжая подниматься по ступеням, он скривил губы в жалком подобии своей знаменитой улыбки и мысленно, со всей силой, выкрикнул: ДА! Фигурка, бежавшая к памятнику рухнула на колени и осталась неподвижной.

Цузуки приблизился к распростертому телу, взошел на последнюю ступеньку и взглянул в глаза Мураки.

-         Ты хотел, чтобы я пришел – я здесь!

-         Я вижу…

-         Ты хотел, чтобы я признал нашу сходность, – я признал!

-         Неужели?

-         Да!

-         Это прогресс…

-         Ты хотел получить мое тело – оно перед тобой, и за километр отсюда нет ни одного Шинигами.

-         Да ну?! И, правда, нет! – Мураки оглядел пространство вокруг себя, и снова впился взглядом в глаза Цузуки, которые с каждой секундой сверкали и искрились фиолетовыми огоньками все больше.

-         Ты хотел получить мою душу – бери! – юноша раскинул руки в стороны и шагнул вперед.

-         Ух, какой смелый! – Сереброволосый не мог отвести горячего взгляда от мускулистой обнаженной груди.

-         Ты хотел получить мою силу, – ну, так получай!!!!!!!!! – шагнул Цузуки к мужчине, срывая голос на крик. Никто в отделе, кроме него, не знал, откуда берется его невероятная, необъяснимая сила, которой он пользовался лишь в исключительных случаях. Она всегда дремала в нем, с самого рождения. Чтобы ее сдержать, Цузуки должен был всегда быть начеку,  не давать себе расслабиться, он следил за ней даже когда спал. Со временем такое напряжение поднялось до уровня рефлекса, и он перестал замечать его. Чтобы выпустить силу на волю, надо было просто как следует расслабиться, что он и сделал впервые за целое столетие. Он закрыл глаза.

Волна, подобная взрывной, разошлась во все стороны. Памятник зашатался, покрылся трещинами и рухнул, осыпая стоящих на ступеньках мужчин мелким песком. Ступеньки и сам постамент стали тоже превращаться в пыль. Вокруг двух неподвижных фигур внезапно взметнулось в небо на несколько десятков метров пламя, холодное как лед, и стало подбираться к ним все ближе. Цузуки открыл глаза и ехидно улыбнулся, смотря на Мураки: Ну, как тебе моя сила? Тот улыбнулся в ответ и протянул: Неплохо…Огонь окружал их со всех сторон, но они не чувствовали этого, смотря не отрываясь друг на друга. Белые холодные  глаза против лучистых фиолетовых. Мураки протянул руку, Цузуки соединил свою ладонь с его. Он вдруг вспомнил последнюю заповедь девушек – полицейских: Если на вас напал насильник, и вы ничего не можете сделать, расслабьтесь и получите удовольствие. 

-         Я тебя ненавижу! – сказал Цузуки, когда пламя с ревом образовало купол над их головами.

-         У нас есть целая вечность, чтобы исправить это недоразумение! – ровным, спокойным голосом произнес Мураки и впился поцелуем в губы собеседника.

Прогремел взрыв. На месте памятника осталась лишь глубокая воронка. Кроме этого ничто не напоминало о принесенной здесь жертве. Быть может только одинокая маленькая фигурка, стоящая на коленях на краю площади, и шепот ветра: Снимайте маски, господа…..